Остров Мудьюг
В бинокль на Мудьюге прекрасно виднелся задний створный знак возле старого черного маяка, какие-то строения, и главное – большой дом метеостанции, которая нам и была нужна. Прочитать береговую линию пока не получалось, поэтому Наташка заранее полезла на нос, а я все пытаться взобраться на лодке выше по ветру. Наконец, меня окончательно утомило это дело, я крикнул, что можно отдавать якорь, а сам полез на корму поднимать перо руля.
Нашей целью сейчас была эта самая станция, где мы собирались встретиться с Анатолием Исуповым, нашим давним знакомым, временно исполняющим обязанности начальника. В Архангельске, оставшемся позади сегодня ночью, жена Анатолия выдала нам две коробки с различной едой, которые мы намеревались передать ему в ближайшее время. С Анатолием мы познакомились еще в 2009 году, на Белом Носу, когда мы заходили на тамошнюю полярную станцию. Потом мы еще раз заходили на метеостанцию в 2010, затем просто общались в интернете, а теперь вновь собрались встретиться вживую, но уже в новом месте. Сейчас оставалось только подождать несколько часов до полной воды, чтобы без проблем зайти в небольшой заливчик, видневшийся отсюда.
Днем мы снялись с якоря и аккуратно двинулись вперед, пробираясь между кошек. На песчаный пляж неспешно вышел человек, и я почему-то сразу подумал, что это Анатолий, даже не успев поднести бинокль к глазам. Да, это действительно он! Анатолий жестами пытался нам показать, как сюда нужно заходить, однако, я так ничего и не понял. В конце концов, мы отдали якорь метрах в ста пятидесяти от берега. Все, теперь-то приехали. Я спихнул байдарку в воду и принялся грузить в нее размокшие разваливающиеся коробки.
Через полчаса мы очутились на аккуратно выкрашенной и чисто вымытой кухне этой образцово-показательной станции. Вообще, тут работало трое специалистов, но в данный момент кроме нас присутствовали только двое: Анатолий да Тимур. Виталий — третий работник, спал после своей суточной вахты.
С удовольствием мы слушали рассказы их обоих, иногда говорили что-то о себе, вспоминали Белый Нос. Тимур приволок откуда-то свой ноутбук, чтобы поделиться с нами своими фильмами, и пока те переписывались, принялся показывать фотографии. Тут он вдруг вспомнил, что в 2010 году, когда еще работал на Константиновском Носу, встретил туристов, направляющихся на Вайгач на надувном катамаране.
Я почему-то сразу понял о ком идет речь. Тимур полистал свои фотографии, нашел нужную и показал ее мне. И действительно, на экране красовался знакомый мне, запиленный до неузнаваемости «Альбатрос» и три довольные физиономии, обладателем одной из которых был Андрей Литвинов. А кто же еще это мог быть! Мы уже даже не удивляемся тому, что путешествующие по полярным морям туристы, о которых нам рассказывают местные, обязательно оказываются нашими виртуальными знакомыми или даже вполне реальными друзьями.
За бесконечными чаями Анатолий перешел к рассказам о рыбалке – я помнил еще с Белого Носа, что о рыбе он может говорить долго и очень захватывающе. Вот и тут он все больше и больше распалялся, вспоминая истории из своей насыщенной тысячами рыбалок жизни. Анатолий отчаянно жестикулировал, как артист в театре одного актера, показывал нам целые пантомимы, строя различные гримасы и рисуя в воздухе руками целые пейзажи. Мы все сидели, с благоговением и интересом внимая ему и одним глазом поглядывая в телевизор, где толпы оборванных зомби преследовали голливудского актера.
В какой-то момент Наташка отправилась исследовать окрестности, а я продолжил общаться с мужчинами. По возвращении она рассказала, как встретила двух смешных собак, охранявших расположенную по соседству Прибрежную СУДС (систему управления движением судов).
Когда-то для обеспечения навигационной безопасности на море создавались отдельные посты управления движением судов (ПУД). Однако в последние десятилетия организуются целые комплексы, называемые СУДС, оснащенные всем необходимым по последнему слову техники. Где-то внутри, на диспетчерском посту сидит оператор, который все видит на экране РЛС, все записывает, и руководит судоходством в данном районе. Переговоры между диспетчером и судами я уже слышал сегодня утром на разных каналах УКВ-связи.
В строения местной СУДС и на огороженную территорию Наташка, конечно, не заходила, а просто прогулялась рядышком — никто ее оттуда не прогонял. Только один из псов неотступно следовал за ней и грозно полаивал, пока она шла к старому створному знаку — так называемой «Черной Башне». Там же были и заброшенные полуразрушенные строения, в которых, судя по всему, когда-то проживали маячники. По словам Тимура, «башня» была закрыта, поэтому и наверх подняться, к сожалению, не удалось. А жаль. Фотографии вышли бы интересные.
Так же на Мудьюге есть еще и «Белая Башня» — действующий маяк. Его мы мимоходом посещали в прошлом году. Фотографировать его разрешили только с определенного ракурса, дабы не выдать ненароком какие-то тайны. А вот «Черную Башню» — хоть обфотографируй.
Кстати, пару лет назад недалеко от Черной башни на берегу нашли снаряд, принесенный туда морем во время прилива. Во времена Интервенции у берегов Мудьюга происходило сражение с английскими судами, а в 1924-1925 годах здесь отдыхал на стоянке крейсер «Аврора», в честь которого тут даже имеется памятная табличка. Так что наличие военных артефактов совсем не удивляет.
История створного знака «Черная Башня» довольно интересна. До XVIII по Сухому морю (проливу между Мудьюгом и материком) суда «шли, так сказать, ощупью к городу, становясь часто на мель. Даже и под проводкой лоцмана безопасность пути гарантировалась слабо». В 1729 году Адмиралтейств-коллегия приказала «велеть о строении при архангельском порте на Мудьюгском острове каменных башен в пристойных местах». В 1818 году на острове установили два створных деревянных знака, которые указывали подходящим сюда судам фарватер.
После постройки в 1838 году Мудьюгского маяка «Белая Башня» мель оказалась огражденной его светом, и створ перенесли южнее. Старые обветшавшие знаки заменили небольшими деревянными башенками. Гидрографический департамент настаивал на постройке световых знаков, однако вышестоящие органы их не одобрили. Из-за этого в одном только 1869 году в условиях плохой видимости погибло четыре судна. При наличии створных огней такого бы не случилось. В итоге башни все-таки решили осветить и в 1874 года створ светящих башен начал действовать.
Когда башни еще не были светящими, за ними присматривали стражники погранзаставы, располагавшейся невдалеке. С возведением светящих башен, для их обслуживания пришлось нанимать специальную команду из пяти человек. Для личного состава были выстроены два жилых флигеля и складские помещения.
На берегу моря в районе башен установили футшток. Возможно, вот этот самый мареограф (прибор для измерения и непрерывной автоматической регистрации колебаний уровня моря), стоящий сейчас покосившейся развалиной в заливчике возле метеостанции — именно тот самый футшток и есть. В настоящий момент мареограф уже не используется, т.к. метеорологи на Мудьюге применяют другие приборы. То есть, возможно, этому не сильно примечательному, хотя и живописному домику, уже более ста лет. Хотя, может быть это и другой мареограф, точно утверждать, что это тот самый футшток – мы не можем.
С началом Первой мировой войны башни сожгли, чтобы противник не мог воспользоваться ими, а в 1916-1917 годах, когда угроза нападения противника на Архангельск миновала, на месте разрушенных башен возвели новые. Тогда же началась гражданская и иностранная интервенция. Маячникам в те годы приходилось бороться еще и с голодом. Провизию на остров не доставляли, и приходилось питаться только старой негодной солониной. Как сообщал смотритель в Соломбалу, «ее можно есть, если хорошо почистить и долго-долго варить (запах уменьшается)». В 1922 году жизнь на маяке, наконец, наладилась. Для служащих были выстроены новый дом, баня, кладовая и хлев для скота.
В советское время маячные башни еще раз перестроили. В настоящее время на месте передней башни створа стоит самый обыкновенный трапециевидный щит, красный с белой полосой, с красным огнем постоянного света.
На месте задней башни на таком же знаке возведен белый прямоугольный щит с красной полосой, постоянными красным и белым огнями. Снизу видно, что наверху заднего створа стоят красные радиоотражатели, чем-то похожие на языки пламени. Где-то там же помещается и радиомаяк.
В 1996 году «черная башня» была признана памятником инженерной архитектуры и поморской культуры. Сейчас она, вроде как, числится за управлением военной гидрографии.
Вечером мы ушли ночевать на лодку, которая к нашему приходу стояла на осушке. Нам даже не понадобилась байдарка — мы дошли до тримарана пешком.
Утром мы снова отправились в гости, а после обеда решили прогуляться вдоль берега до бывшего концлагеря и устроенного там заброшенного музея. Тимур уже бывал в этом лагере и рассказывал много интересного, показывая заодно и кое-какие фотографии.
Пока мы шли к строениям Мудьюгского концентрационного лагеря, с моря, из-под наползающих темных туч, раздул сильнейший шквал. Сперва нас засыпало песком, а затем полил ливень, мгновенно намочивший до нитки всю нашу одежду. Мы попытались ускорить шаг, чтобы поскорее добраться до места, но это уже не принесло никакого облегчения. Однако стоило нам проникнуть в первый из бараков, как дождь тут же прекратился.
Про этот лагерь много писать не будем, так как в интернете можно найти кучу подробнейшей информации о нем. Расскажу в общих чертах. Итак, концлагерь был создан иностранными военными интервентами в августе 1918 года для содержания в нем русских военнопленных. С июня 1919 года начал использоваться как ссыльно-каторжная тюрьма.
В сентябре 1919 года в лагере вспыхнуло восстание, часть заключенных бежала. У маячных башен завязалась перестрелка, в которой приняли участие, наряду с тюремной охраной, и маячники, защищавшие свои кладовые. Более пятидесяти человек сумели прорвать проволоку и под пулемётным огнём с Чёрной башни бежали. Тридцать два человека успешно выбрались на материк, и вышли в расположение Красной Армии. Одиннадцать человек были убиты при подавлении восстания, тринадцать расстреляны на следующий день по приговору военно-полевого суда.
Сразу же после этого лагерь перевели в Йоканьгу, на Кольский полуостров. Ликвидирован он был в феврале 1920 года. Считается, что в мудьюгском концлагере в общей сложности побывало более тысячи человек, из которых расстреляно и погибло от болезней то ли двести, то ли около трехсот человек.
Кстати, вспомнилась история, так же связанная с лагерем и с похожим числом погибших. Правда, лагерь тот был частью ГУЛАГа. Во времена Второй Мировой войны, в 1942 году, в соседнем Баренцевом море, у острова Матвеев, при транспортировке заключенных Югорского ГУЛАГа на побережье, неожиданно всплывшая немецкая подводка атаковала конвой, в результате чего из 328 человек, находившихся на судах уничтоженного каравана, 305 утонули либо погибли в ходе артиллерийского обстрела.
На Мудьюге нынче — единственный концлагерь времён Первой мировой войны, постройки которого сохранились до наших дней. В 1934 году тут даже был открыт музей. Поначалу его называли музеем революции Северной области, но в 1938 году после объединения с Архангельским областным краеведческим музеем, стали называть «Музеем каторги». В 1940 году он был законсервирован из-за размещения на острове войсковой части ПВО, потом его вновь открыли 15 июня 1973 года, а потом, подозреваю, что в 90-е годы, его снова закрыли.
Несмотря на активную посещаемость острова туристами и рыбаками, лагерные постройки до сих пор имеют приличный вид и даже хранят кое-какие артефакты — мебель, стенды и т.п. Собственно, из построек тут остались два барака, карцер, вышки с ограждениями из колючей проволоки и два американских орудия.
Не сказать, что это место произвело на нас хоть какое-то впечатление. Возможно, именно из-за того, что за долгие годы лагерь был выхолощен работниками музея и превращен в какой-то показушный «историко-культурный» объект с плакатами, красиво расположенными у входа пушками и монструозным 24-метровым памятником 1958 года постройки.
По возвращении обратно мы направились прямиком на лодку. И я сразу обратил внимание, что стоит она как-то не так, как мы ее оставляли. Она теперь виднелась явно дальше от берега. С учетом того, какой силы и откуда дул шквал, я понял, что ее стащило ветром и течением. Ведь иногда при сильном течении якоря могут ползать даже без всякого ветра. В одиночку я поскорее отправился туда на байдарке, Наташка же пошла сушиться на метеостанцию, так как не разделяла моего беспокойства.
Оказавшись на лодке, я увидел, что веревки обоих якорей, и в самом деле, перепутались. Сами якоря стояли не там, где мы их ставили. Пришлось мне сняться, завести мотор и попытаться переставиться ближе к берегу, в глубокую промоину, на которую нам указывал Анатолий. Однако сделать мне это не удалось, так как я быстро посадил лодку на кошку. Так как я и так был полностью мокрым от прошедшего дождя, то без всякой задней мысли соскочил в воду и попытался столкнуть лодку. Но у меня ничего не получалось. Все это начинало сильно злить меня. В конце концов, я съездил за Наташкой, которая, стоя на пляже, явно за меня начала беспокоиться. И только когда я ее привез, вместе мы догадались использовать лебедку.
Как обычно, я завел носовой якорь как можно дальше, завязал на веревке петлю, и начал тянуть лодку нашей рычажной лебедкой. Это давало результат. Вскоре лодка поплыла самостоятельно. Я протолкал ее еще немного, пока не стало достаточно глубоко, затем запрыгнул в кокпит и завел мотор. Так мы оказались под самым берегом, над глубокой и безопасной промоиной, где течение вряд ли будет столь сильным, как на кошках.
Впереди у нас оставался еще один день на Мудьюге. На завтра мы планировали прочистить нашу печку, забитую с прошлого года. Выйти я предполагал послезавтрашним утром. Я отлично понимал, что Мудьюг — это как бы еще и не совсем маршрут, а лишь стартовая точка, за которой и начнется все самое интересное, поэтому хотелось уже поскорее отправиться дальше.
Комментарии
RSS лента комментариев этой записи